Истинная свобода среди красноярских скал

Всем на зависть, дамам восхищенье

Я впервые пришел на Столбы в 1965 году, в 11 лет, — меня и брата привел туда отец. Он сам столбистом не был — а был таким же крестьянином, как и мы все, отвоевал Великую Отечественную. Привел просто показать, а потом мы стали убегать на Столбы. Утром уходили, а вечером возвращались, и никто нас не искал — родители не знали, что мы там. Мы говорили, что поехали на рыбалку, а сами шли лазать по скалам — и так всё началось. 

Я наблюдал за скалолазами и спортсменами, а потом мы познакомились, друзьями стали. Будучи совсем юными, с неисчерпаемым духом авантюризма, лазали в сапогах, резиновых плащах и шляпах, с папиросой в зубах, — это круто тогда было. «Беломорину» закуриваешь, залезешь по Зверевскому ходу на скалу Перья, а потом спускаешься вниз головой по шкуродеру с папиросой, дымящейся во рту, — красота! Всем на зависть, дамам восхищенье!

Мы всегда с пацанами лазали без страховки, безо всякой веревки, и постепенно привыкли. В разном возрасте скалолазание по‑разному воспринимается. Сначала парням важно самоутвердиться: среди сверстников пролез через что‑нибудь страшное, опасное — всё, герой! Тебя уже уважают.

Позже появились хорошие учителя, которые научили тренироваться, научили дисциплине, научили правильно, честно относиться к жизни. Когда я поступил в институт, мне хотелось найти секцию или клуб, чтобы поехать в горы. На Столбах я к тому времени уже через самые опасные ходы без страховки пролез. 

И вот в декабре 1972 года мы с другом‑одногруппником Володей Лебедевым лезем в валенках, полушубках, шапках на Второй Столб — без страховки, по обледенелым скалам, в -40. Вдруг встречаем мужика, сидящего на скале с кучей веревок: народ возле него, молодежь страховки делает. Подбегаем к нему, он говорит:

— Вы кто такие, откуда?
— С Политеха мы. 
— Ничего вы даете, в валенках. Приходите в четверг к нам на лекцию.
— Да какую еще лекцию? — а нам всё это уже надоело, хотя мы были еще на первом курсе.
— Про горы будем рассказывать.

Мужик оказался Владимиром Александровичем Трониным — преподавателем из нашего института. Столбовская кличка у него была Боб Кувалда — потому что был здоровый и крепкий, наверное.

Пришли мы на лекцию, читает ее альпинист‑второразрядник Саша Михалёв, важный такой, а мы — новички, но книг уже начитались. «Эверест — высочайшая вершина мира», — говорит Саша, а друг мой Володя перебивает: «Скажите, а китайцы в 1960 году поднялись на Эверест?» А Саша не знает ответа…

С этого всё началось. Потом тренироваться стали в спортзале, я сразу начал тренеру помогать, разминку проводил. Фактически все выдающиеся скалолазы‑альпинисты в Красноярске — это выходцы со Столбов. Вообще, сильные альпинистские команды у нас складываются в том числе потому, что коллектив формируется еще на скалах. 

Волки и бараны

Я 10 лет работал тренером, не получая зарплату. Днем ты на заводе, вечером — в спортзале, а в субботу — на скалах. Это бесплатно было, никто о зарплате и не мечтал. Это была почетная общественная работа.

Первым моим большим путешествием стала Альпиниада в Тыве в феврале 1973 года. Это было массовое мероприятие, где мы проходили обучение по программе, а потом совершали восхождение.

Сначала мы летели на самолете АН-24 до поселка Кызыл‑Мажалык, потом — на кукурузнике до села Мугур‑Аксы. Затем шли пешком три дня до пограничной заставы — под гору, через снега и льды, с тяжелыми рюкзаками. А ночью на нас напали волки — утащили туши баранов, которые мы брали на сборы для пропитания! С нами были ребята из других секций и институтов, человек 60, и у всех баранов утащили, а мы своих двух подвесили на дерево репшнуром, и мясо осталось только у нас. Вот такие приключения!

Добрались до горы, она высокая — 3976 метров. В Тыве мороз, живем в палатках, на занятия идем на гору в валенках, а к ним привязаны кошки. Мы, веревками обмотанные, лезем наверх — такие моменты запоминаются. Потом много всего было: Гималаи, Памир, Тянь‑Шань… Все спортивные мероприятия, связанные с чемпионатами, это серьезные восхождения с акклиматизацией.

Мы выезжали в Южную Америку — на Аконкагуа, на Камчатку, это уже просто с друзьями своей компанией. Да и сейчас продолжаем ездить — вот из Крыма приехали, ходили на гору Сокол разными маршрутами. 

Сжигали избушки, тушили лес

Моя столбовская компания называется Эдельвейс. Мы уже 50 лет вместе, и я не помню, чтобы хоть раз кто‑то поругался. Можете себе представить? В какой‑то момент приходит понимание, что здесь, на Столбах, ты уже свой человек, это твой второй дом, а иногда и первый. В какой бы точке земного шара ты ни находился, всегда хочешь домой вернуться: сразу бежишь на Столбы с друзьями встретиться.

Компании формировались по‑разному: например, из молодежи, которая работала на одном заводе или училась в одном заведении. Наша компания — из Политехнического института. Мы все занимались в секции альпинизма, каждый сначала ходил на Столбы поодиночке, или с родителями, или еще как‑то, а потом стали вместе. У нас появилась избушка, мы начали туда приходить и тренироваться, и дни рождения отмечать, и просто время проводить.

Это, кстати, эксклюзив: избушка не у каждого может быть, сейчас их всего 12 штук. Некоторые компании и без избушек живут, а по наследству они почему‑то редко передаются. Меняется время, и у молодежи появляются другие интересы. Сын с удовольствием ходил со мной в избушку, а потом повзрослел — и появилась своя компания, сюда уже все не влезут. Дети вообще редко ходят в компании, хотя в каждой есть один‑два человека из столбовских «династий».

Были у нас еще стоянки с костровищами, но сейчас с этим стало более строго — там особо охраняемая природная территория. Любой самострой запрещен категорически, а стоянки разрешены только в кемпингах, в определенных местах, где можно костры жечь. Избушки наши сжигали, ломали; нас выгоняли с милицией, солдаты там много раз бывали. Но мы победили всех. 

Мы, конечно, нарушали закон, строили всё равно избушки: например, на моем счету семь. Мы всех победили, потому что эти традиции возникли еще в XIX веке, когда заповедника не было. Мы даже письмо писали президенту, и он поручил привести эти законы в соответствие с традициями местных жителей. 

Сейчас всё более‑менее образовалось — заповедник взял наши избушки под крыло, мы всё равно ими пользуемся. Чтобы законно существовать на особо охраняемой природной территории, надо было привести дела в порядок. 

Сейчас пришло очень хорошее руководство заповедника: мы нашли общий язык, помогаем друг другу. Мы же, по сути, тоже охраняем эту территорию: сколько пожаров потушили! Без нас бы давно заповедник сгорел, потому что, если где‑то происходит возгорание, огонь распространяется очень быстро по сушняку. Пока пожарные, пока вертолеты, пока чего; а мы уже там и быстро тушим. Я тушил, наверное, около десятка пожаров. Ну и вообще — это же природа, это наш дом! Это хорошая традиция — охранять ее. 

Кушаки и фески

Вообще традиций у столбистов много — например, встречать на скалах закат и рассвет. В хорошую летнюю ночь там часто остаются с гитарой. Еще важно гостеприимство: если к нам кто‑то приходит, обязательно его надо принять. Это у нас перешло и в альпинистские команды. Есть высказывание о том, что выше 8000 метров в горах морали не существует. У нас, в Красноярске, никогда никого в горах не бросали: если случилась травма или еще что, сразу наши активисты бегут на помощь.

На Столбах много талантов: у нас ходят доктора наук, у нас ходят артисты, у нас ходят художники. Здесь рисовал знаменитый художник Ряузов, еще Каратанов — давно‑давно. Они выросли на Столбах и питались этой красотой. 

Питался и язык — здесь родилось много особенных выражений и словечек. Вот, например, знаете, что такое на Столбах карман? Это зацепка на скале, такой уступ, за который можно хорошо взяться рукой. А сопля — это маленький карман, за который можно ухватиться тремя пальцами, например. Ненадежный то есть. А вот пупырёк — это совсем маленький карман, за который можно взяться одним пальцем. С помощью такого зацепа выходишь на очень тонкое лазание: можешь удержаться, а можешь и сорваться.

Названия скал — это тоже наш фольклор! Если скала по форме напоминает деда — значит, будет Дед; если такие высокие скалы, похожие на птиц, значит — Перья. Есть Митра — похожа на шапку священника. Есть названия Такмак, Каштак — они тюркские, еще от киргизов остались. Речки тоже: Сынжул, Инжул; много тюркских названий. В ходу на Столбах и прозвища: я, например, был Курбаши (так называли командиров басмачей); были Тундра (из‑за азиатской внешности), Прокурор (по роду деятельности) и много кто еще.

Когда‑то давно была и столбовская мода, я этого уже не застал. В мое время уже особо не носили традиционную одежду. Ну, были еще шаровары, рубахи просторные разноцветные. Кушаком подпоясывались — это кусок ткани длиной в несколько метров, лента такая. Оборачивали ее вокруг пояса и лазали. Если нужно было подстраховать кого‑то — опускали кушак, а человек за него придерживался. С веревками же раньше на Столбы не ходили. 

Была, например, компания Абрек — они ходили в безрукавочках и турецких фесках. А так — полушубки драные, вывернутые наружу… Чего только там не было! Девчонки полушубки коротенькие зимой носили и длинные, до пяток, юбки. И в них они ловко лазали по скалам — смотрелось очень экзотично.

Инициация и наказание

Есть своеобразное посвящение в столбисты. Когда человек приходит на Столбы впервые, поднимается с кем‑нибудь на первую скалу — она большая, высотой метров 80, и есть там около ста разных маршрутов. Некоторые очень простые, любой поднимется, если не сильно боится. Когда он достиг вершины, проводится обряд — «калошевание».

Еще раньше было наказание с муравейником, сейчас про такое уже не слышу. Если человек украл что‑то, с него снимали штаны, садили его на муравейник, привязывали к дереву и оставляли на полчасика. Больше он не воровал никогда. Это же помощь правосудию! Ну, у нас в компании никто ничего не воровал, хотя иногда в избушку кто‑то наведывался и всё оттуда вытаскивал. Если взял еду — значит, скорее всего, голодный беглый каторжник. Тут святое дело, человека подкормить надо, кем бы он ни был.

Движение чиновников и сторожей

На Столбах иерархии нет — тут равенство, а положение человека в светской жизни не имеет значения. Слесарь ты, сантехник, прокурор, президент какой‑нибудь компании — неважно. Конечно, если придет мэр города, к нему отнесутся с уважением, но судят на Столбах не по статусу — по человеческим качествам. 

Безусловно, обязательное занятие — лазание по скалам. Тот, кто хорошо это умеет, особенно без страховки, вызывает уважение. Но самое главное — отношение друг к другу: доброжелательность, способность делать что‑то хорошее для друзей и не только. Такое на Столбах сразу чувствуется. Если, например, к нам придет жадный человек, то долго не продержится: его никто не будет прогонять, но потихоньку с ним перестанут общаться, и он уйдет сам. 

На Столбах примерно так же, хотя есть о них и книги, и песни. Гитара — это святое дело: чаще всего в каждой компании есть тот, кто поет, пишет песни столбовские. Юрий Бендюков писал великолепные песни. Он еще гитары делал — к нему очередь стояла, для нас это что‑то вроде скрипки Страдивари.

Полная свобода человеческая

Лазание — это не просто физическое упражнение, это единение с природой. Столбисты, которые это поняли, очень остро ощущают такое. Люди в основном ходят только по тропам, а в сторону шагу ступить не могут — страшно. Мы же живем в этой природе, мы в ней — дома. Мы даже в тайге ориентируемся, как птицы, по магнитным линиям: нам не нужен компас. Это полная гармония. Залезаешь на скалу, где еще никогда не был, а она теплая, нагретая закатным солнцем. И вдруг накатывает на тебя: какая красота! 

У нас соболи бегают, прямо из рук берут еду. Глухарь здоровенный подходит: «Дай поесть!» Смотришь на него: «Ну нет ничего», а он раз — и клюет тебя: настаивает. Медведей у нас много, но мы с ними живем уважительно, и сами они знают, куда им ходить не надо. 

Грызни везде хватает: и в семьях ругаются, и на улицах грубиянов полно. Это искоренить почти невозможно, а на Столбах — получилось. Кажется, всё просто? А вы попробуйте так пожить, ни с кем не поругавшись: это очень сложно. Нужно просто понять это и проникнуться к человеку любовью. Но при этом у нас, на Столбах, каждый может за себя постоять — кулаки у всех находятся где надо. Ребята лихие, это же Сибирь — мы потомки кандальников и каторжников. Здесь никогда не было крепостного права, в деревнях было самоуправление.

Шаг не так сделал — упал, разбился. Сложный или опасный маршрут у нас называют ход или лаз. К нему можно готовиться месяца два и всё не решаться — и только потом полезть. Для этого люди медитируют даже. Надо просто привыкнуть к мысли, что ты должен, и потом решаешься и лезешь.

Законы мы, конечно, соблюдаем. Я директор небольшой спортивной школы, у меня 220 детей занимается — мы же их воспитываем, подаем пример. На Столбах просто можно расслабиться. Тут поступки ты измеряешь только понятиями своей философии — как ты относишься к друзьям и природе.

Конечно, Столбы — это еще про приключения и испытания себя. Про похождения наши написано много рассказов — так и называются: «Столбовские байки» или «Столбовский треп». Своих «Войны и мира» и «Тихого Дона» у нас, конечно, нет, но, например, актриса и режиссер Елена Цыплакова хотела про Столбы снять фильм. Она прочитала повесть «Абрек» и приезжала к нам, встречалась со столбистами, но что‑то в итоге не получилось. 

Чтобы понять столбизм, надо здесь пожить около года: полазать по скалам, влиться в компанию, послушать разговоры, чтобы на тебя не обращали особого внимания; попьянствовать где‑то даже. Тогда вы повеселитесь, и поймете эту жизнь, и сможете снять хороший фильм.