Быть частью природы и всего мира: история «русской маори» и хранителя культуры Новой Зеландии

Екатерина:

Я захотела отправиться в Новую Зеландию, посмотрев трилогию «Властелин колец». Сообразила, что короткой поездки для знакомства со страной не хватит, и получила студенческую визу, которая дает право оставаться здесь еще год после окончания учебы. 

Я тогда уже работала в туризме — сейчас 30 лет в сфере! — и коллеги сразу стали спрашивать: «Катя, где путешествия?» Так родилась идея знакомить с Новой Зеландией других: я получила рабочую визу, резидентство и смогла укорениться в стране. Программы, которые мы проводим сейчас, выросли из маршрутов того времени. 

С собой я перетащила ближайших родственников: сестру и маму. Мы все влюбились в Новую Зеландию, но по возможности приезжаем в Россию, часто видимся с друзьями. 

И вот однажды мы втроем отправились в поездку по реке Вангануи. Она, кстати, была популярна у путешественников еще в XIX веке, считалась Рейном Новой Зеландии. На маршруте я разговорилась с одним из местных об истории, и он сказал: «Слушай, тебе надо познакомиться с моим другом».

Я ответила, что не хочу ни с кем знакомиться, но когда приехала домой, увидела в соцсетях запрос от какого‑то Чарльза Рангинуи. Подумала: ладно, подтвержу. Так мы стали общаться, очень долго были друзьями, а потом решили пожениться.

Екатерина:

Я бакалавр по маорийскому, дошла до свободного владения. И я действительно знаю язык лучше Чарльза, потому что он не носитель. Англичане пытались ассимилировать маори, отняв у них культуру, и в 1920-х годах запретили местным говорить на своем языке. Для нескольких поколений он был потерян. Многие родители специально не общались на нем с детьми, чтобы не подставлять их под удар. 

В XIX веке был очень известный деятель, сэр Апирана Нгата, посмертно посвященный в рыцари. Он стал первым маори в парламенте — народ очень резко переместился туда из каменного века. Когда стали запрещать маорийский, сэр Апирана Нгата сказал: давайте сохраним традицию в музыке. Будем играть на гитарах и петь язык — потому что песню запретить сложнее, чем речь. И язык выжил. Хотя есть некоторые области — например, центр страны или центр и восток Северного острова — куда правительство особо не добиралось. И там люди как говорили на маорийском, так и продолжили.

В 2024 году в интернете завирусилось видео из новозеландского парламента. Депутат от партии маори Хану‑Равити Маипи‑Кларк порвала копию законопроекта и исполнила традиционный танец хака. Это был протест против ограничения прав маори, которые прописаны в договоре Вайтанги. Депутат пошла на это, потому что воспитывалась в родной среде — была одной из детей, которые изучали язык в рамках инициативы. 

Екатерина попала в страну в период возрождения языка. Но для меня уже слишком поздно — я его упустил. Я могу говорить базово, но поэтика для меня потеряна. Зато, кстати, она идет Кате — русский тоже очень поэтичный. Моя супруга хороша в маорийском, и это полезно для меня: я музыкант, и иногда мы пишем песни вместе. Мы подходим друг другу, вдохновляем друг друга — в фотографии, в музыке, в языке, в работе.

Екатерина:

Чарльз фотограф и музыкант, пишет и исполняет песни. В нашем туре, кстати, он сыграет для группы в лесу или на озере на традиционных инструментах. Это создает антураж, это вообще уникальная деталь. Мы уже опробовали такой концерт, когда к нам приезжали мои коллеги из Москвы. Сказали, что остались в восторге. Представьте: вы идете по лесному треку и вдруг слышите среди деревьев маорийскую флейту!

Одна из ключевых достопримечательностей, которые мы увидим, это река Вангануи. Парламент на законодательном уровне присвоил ей человеческий статус. Местные считаются ее хранителями: могут за нее говорить и защищать ее права в суде. В начале прошлого века в верховьях было много ферм, а теперь реку огораживают, чтобы туда не заходил домашний скот и она была чистой. Если происходит нарушение, от имени реки можно подать иск. 

По реке мы будем передвигаться на катере. Вангануи находится в одноименном нацпарке, вокруг джунгли, и есть среди них монастырь XIX века. Там мы устроим пикник — что‑то в стиле Индианы Джонса.

Потом посетим Роторуа — это город на гейзерах, местный культурный центр. Там пройдет очень интересная встреча в маорийском доме собраний, мы попробуем ужин, приготовленный в подземной печи ханги. 

Путешествие будет богато на визуальные впечатления, мы увидим множество красивых локаций — например, вулкан Таранаки. На Южном острове, в ледниках, гости выточат украшения из местного зеленого камня нефрита, заберут себе как сувениры. 

Этот камень для маори священный, очень значимый — примерно как золото для европейцев. Здесь не было железных инструментов, поэтому украшения обтачивали с помощью камней. Это долго, поэтому и результат особенно ценный. Обточка нефрита — это как бы подключение к стране, связь с новозеландской землей.

Екатерина:

Для Чарльза самое ценное в работе гидом — это гостеприимство и поддержка. Он крещеный, и когда принимал веру, взял имя Николай. Я подшучиваю: наверное, потому что очень любишь дарить подарки? Когда мы приезжаем в Новую Зеландию, у нас все чемоданы набиты подарками, и он ходит и раздает их всем. Любит поддерживать людей.

Екатерина:

Какое‑то время я хотела стать режиссером, и передо мной встал выбор: либо театр, либо туризм. Новая Зеландия была моей мечтой, и я сделала выбор в ее пользу. Поняла, что в театре очень большая конкуренция, а если я буду гидом, то смогу создавать уникальный спектакль для каждой группы. И буду единственным человеком, который отвечает за постановку от начала и до конца. 

Есть, конечно, люди, которые хотят просто посмотреть на достопримечательности и чтобы их не трогали. Но в основном участники групповых туров едут за историями, за поэзией путешествий. Они все в душе романтики, потому что никто в такую даль просто так не заберется. Если человеку нужно классически отдохнуть, он поедет на курорт и будет там сидеть с all inclusive. А если вы отправились в Новую Зеландию, наверняка хотите что‑то новое узнать.

Поэтому важно создавать атмосферу путешествия, некие видения: вот здесь гремела битва, здесь — стояла старинная крепость. Это очень широкое поле для самосовершенствования, потому что гид должен знать практически обо всем. История, геология, политика, культура — нужно постоянно обновлять и улучшать материал, люди могут задавать совершенно разные вопросы. И когда получается создать для них полноценное полотно нарратива, они возвращаются домой довольные. А иногда даже приезжают еще раз. 

Мне кажется, русским, которые живут в больших городах, не хватает комьюнити. А мы в путешествиях соприкасаемся с культурой, которая объединяет: сидим вместе у костра, слушаем истории, устраиваем пикники на природе. То есть снова чувствуем общинность, которая нам очень близка. И люди долго потом помнят такой опыт.

Екатерина:

Еще, думаю, в мегаполисах мы потеряли знание о принадлежности к природе. Маори, кстати, никогда ей не молились, у них не было идолов. Это не поклонение, а скорее понимание сопричастности. В каком‑то смысле такое отношение сохранилось и у нас: мы говорим «матушка Волга», «матушка Земля». 

У маори это, конечно, гораздо ярче выражено. А еще они верили в некоего Ио безродительного — я могу вольно интерпретировать, но, вероятно, он сравним с Богом Отцом. Когда в Новую Зеландию пришло христианство, жителям было довольно легко адаптироваться к Новому завету. Для них он был не изменением веры, а ее продолжением, как бы новостью — оказывается, бог предстал на Земле в человеческом виде.

Екатерина:

А стихии — это как у Пушкина: «Ветер, ветер, ты могуч, ты гоняешь стаи туч». Примерно так же маори обращаются к воде, к огню, к земле — сосуществуют с ними на равных. Были у них, конечно, шаманы, которые не то чтобы повелевали стихиями, но могли их склонять на какую‑то сторону. Я сама столкнулась с одной историей, после которой решила в эту тему не лезть.

Один из моих учителей маорийского был шаманом, он иногда показывал заклинания — просто для изучения фольклора. Одно из них было на усмирение моря. И вот мы с семьей поехали на остров Раротонга, а там лагуна — за ней море, ветер дует, и на воде такая болтанка, что особо не поплаваешь. Я вслух произнесла заклинание, по большей части просто повторяя материал, и в течение минуты вода полностью успокоилась. Для христианина это в принципе запретная зона, так что я решила, что глубже в эту тему не пойду.

Екатерина:

В университете меня называли «русской маори». Мне очень нравится местная культура, иногда я в ней немного растворяюсь. Но идентичность при этом даже усиливается: подсвечивается мой русский бэкграунд.

Приведу пример. На последнем курсе изучения языка у меня было задание — сочинить маорийскую мелодию со стихами, в определенном жанре, в старинном стиле. Я могу написать стихотворение или сочинение, но это… Было очень сложно: я пришла изучать язык или становиться маори? 

Я выбрала простой стиль и стала придумывать мелодии, подгонять под формат. Я не композитор, но, думаю, каждый при желании может что‑то несложное сочинить. И когда я стала пропевать мотивы, услышала, что пою русскую музыку. Чтобы она получилась в маорийском стиле, мне пришлось дистанцироваться от своего бэкграунда. И у меня получилось, но повторять я бы не хотела, потому что это крайне сложно.

Вообще слово «маори» означает «обычный». Это не племя, не нация, а обозначение людей, которые живут в Новой Зеландии. Оно идет в противовес слову «пакеха» — «иностранец». Вот у нас есть россияне — те, кто принадлежит стране — и есть подкатегории по городам и национальности. Так и маори: это скорее наднациональное слово, они различаются по племенам. Речь про полинезийцев, конечно: нельзя сказать, что я, например, маори.

Екатерина:

Язык я решила выучить, когда стала ездить по стране и замечать много маорийских топонимов. Подумала, что плох тот гид, который не может объяснить название города, и пошла в местный университет. Мне поставили условие: год изучать культуру, а только потом приступать к языку. 

Я сначала подобиделась: подумала, что эти курсы можно проходить и одновременно. А потом поняла, что такой подход совершенно правильный. Полинезийское видение мира очень отличается от европейского, а маорийский язык во многом основан на культуре. Учить его отдельно бесполезно: сначала нужно потратить время и войти в смыслы. 

Важно упомянуть, что он долго существовал исключительно в устной традиции — его записали только англичане. Поэтому все исторические события важно было закодировать в метафорах, легендах, традиционных песнях. И понятно почему: если передавать факты простым статистическим языком, то их очень сложно запомнить за несколько столетий.

Например, многие видели мультфильм «Моана». Там есть персонаж, полубог Мауи — он известен во всей Полинезии, в том числе в Новой Зеландии. В одной из легенд он на рыбалке забрасывает в океан свой волшебный крюк и вытаскивает, как большую рыбу, Новую Зеландию. Для европейцев это просто сказка — но в любой сказке закодирован какой‑то смысл. Я долго не понимала эту легенду и попросила одного из маорийских вождей ее объяснить. 

Оказалось, что дело вот в чем. Мы, европейцы, обычно гребем назад — сидим в лодке спиной к направлению движения. А полинезийцы гребут вперед — располагаются по разным сторонам лодки, и у каждого по веслу. В долгом путешествии рано или поздно на горизонте начинает расти остров. И кажется, что люди своими движениями как бы тянут канат, вытягивают сушу из воды — прямо как Мауи. Для маори это очень просто, они записывают смысл через движение. А для нас — неочевидно.

Екатерина:

Большой смысл заложен и в традиционном танце хака. Она может быть и поздравительная, и напутственная, но в основном считается военной. Ее использовали как приготовление к бою и устрашение противника. Моя мама видела такое выступление и очень прониклась. Забавно — сидит русская мама, плачет: «Ой, какая красивая хака была!»

Она никогда не была поверхностным перфомансом, она глубока и мы ее ценим. В небе мы видим отца, в земле — мать, и с нами делятся силой стихии. Мы не ставим себя выше них: мы не лучше природы, мы — ее часть. Что ж, всё это — часть хаки и прочего, потому что это всё — об одном. 

У нас никогда не было книг, но наш язык — в рисунках на лицах, в резьбе по дереву, в домах и в украшениях, в историях и песнях. Возможно, это идет еще с библейских времен, и со времен, когда были только планеты и звезды. Это сразу во всем — так я это чувствую.